КАЗИМИР МАЙ, 48 иммунолог, доктор медицины; healers состояние здоровья: несмотря на возраст, мужчина вполне крепок и здоров. Переломов и травм не имеет. Подвержен средней тяжести аллергии на цветочную пыльцу. Постепенно развивается дальнозоркость (+3, требуются очки для чтения). Склонность к гипертонии. ключевые навыки: высшее медицинское образование; начальные навыки бокса и борьбы; знание морских узлов, опыт в постановке палаток; навык вождения легкового автомобиля; общие, но довольно обширные познания в биологии, химии и физике.

fc: mads mikkelsen

Настольная лампа мерцает из-за перебоев напряжения - скорее всего она работает от генератора. Люминесцентная лампа отражается в глазах ярким пятном, от которого несколько часов потом не можешь отойти. Перед Вами стоит поджарая женщина, скрестившая тонкие руки, полные синяков, на груди. Её зовут Мэри, но Вы не можете вспомнить откуда знаете её имя. Мэри спрашивает: «Кого Вы убили?». Её губы дергаются в нервной улыбке, которую она старательно прячет. Мэри садится на стул прямо напротив Вас, нетерпеливо постукивая загрубевшими подушечками пальцев по собственной коленке. Он привык быть рассудительным, независимо от того, насколько похожа реальность на дурной сон. В любом сне присутствует некая логика и свои законы. Здесь закон явно олицетворяет Мэри. Венгр, глядя искоса, протирает руки салфеткой, смоченной спиртом, откладывая свой ответ, насколько можно. А затем выдыхает с ироничным гиперболизированным вопросом в голосе: - Qui sine pecato est? - мужчина тут же поднимает ладони в защищающемся жесте, заметив хмурый ответный взгляд. Ему неловко отвечать прямо. Ему неловко не чувствовать власти над ситуацией, и это - часть его дурного сна, кошмара, утягивающего глубже к причинам стресса. - Как же его звали? Ммм... - тонкие, четко очерченные губы враз кривятся, словно воспоминания приносят дискомфорт, - Стивенсон... Или что-то такое... Стивенс? - Казимир задумчиво смотрит в сторону, соединяя кончики пальцев (салфетка комочком покоится зажатой большими пальцами и приятно холодит стянутую сухую кожу), - Он скрывал царапину. Маленькую воспаленную царапинку, знаете ли. С отпечатком зубов: двух резцов и одного клыка. И... Я не доставал ножа, не нажимал на курок - я и не умею обращаться с оружием. Огнестрельным, по крайней мере. Знаете, что я сделал? - губы растягиваются в улыбке, когда мужчина чуть подается вперед, доверительно шепча, - Я отпустил его спать, а потом сообщил об этой царапине. Не я нажимал на курок. Но убил его я. Мэри смотрит в ответ выжидающе, будто знает, что еще хочет сказать собеседник. И он послушно вновь раскрывает рот. - Я должен был, - рассудительным тоном человека, давно взвесившего все "за" и "против". Человека, которому достаточно одного "против" и недостаточно миллионов "за".

Дата рождения: 15 ноября 1971 года. Место рождения: Будапешт.
Родственники:
Майне Мадл Мария - мать. Последний раз виделась с сыном перед переездом того в США. Была жива на момент начала катастрофы, связь поддерживала редкими звонками.
Май Миклош - отец. Умер в 1981 году от астмы.
Мадлне Тадеуш Марта - бабушка по материнской линии. Умерла в 1984 году.
Май Маришка - жена. Умерла в 2017 году от рака почек.
Май Рената - дочь.

1. Мать зовет его украдкой: "Казик, маленький", и Миклош морщится - его сына нужно звать только полным именем. Казимир рано учится выговаривать его, это имя. Выговаривать все слова полностью, без округляющих растянутых гласных, без сглаженных окончаний. Миклош считает, что воспитание сына - это целиком и полностью его дело.

2. Его отец был несколько помешан на идеях и мечтах о сверхчеловеке, и обожал новомодные течения в психологии, философии и прочих подобных науках, что изо всех сил прививал единственному сыну. И, когда Миклош задыхался от астмы, каждый раз, он хватал отпрыска за плечо, тянулся к нему, одними губами шепча "ты должен". "Ты должен", - строгий голос над головой мальчика всегда всплывает в глубине сознания Казимира, стоит устало прикрыть глаза. Он уже не помнит, что именно должен, но чувствовать себя должником не прекращает - ни секунды в своей жизни. Должен - и точка.

Контроль всей жизни: режим, расписание, занятия во всех сферах. Деревянная линейка со свистом опускается поверх дрожащих пальцев. И лицо Миклоша багровеет: не от злости, нет. На самом деле, не-старания сына убивают его. Буквально убивают. И, когда он умирает, корчась, у ног подростка (ты должен, должен, должен!), губы того плотно сжаты. Так же плотно, как чужие пальцы на запястье, которые не прекращают судорожно вздрагивать еще долго после того, как прозвучал последний хриплый вдох.

Он долго отмывает горящую болью руку. Спиртом, мылом, щетками. До тех пор, пока кожа не покрывается кровавой тонкой сеточкой. Пока Мария, его мать, прижимая к лицу платок, говорит с кем-то по телефону, едва ли не икая от слез. Казимир смотрит в зеркало серьезными, отцовскими глазами.
- Ты должен, - улыбается сам себе.

3. Последние годы детства, проведенные с матерью, с бабушкой, нисколько не смягчают этой серьезности. "Хочешь?" - звучит постоянно из женских уст, то заискивающе, то грустно, то покровительственно. Он снова не Казимир - "Казик", и ощущает себя съежившимся и сглаженным, как сдобный колобок, но вместе с тем куда более взрослым, чем Мария. Глаза надменно смотрят на мать, всегда будто бы сверху вниз, и во взгляде нет ничего, присущего десятилетним мальчишкам. "Я должен", говорит он. Его не-попытки жить нормальной жизнью убивают мать. Не буквально, она лишь опускает руки и позволяет ситуации плыть по течению. Ее маленький Казик, на самом-то деле, исчез еще много лет назад.

Все вещи отца постепенно достаются ему в вымученное наследство: книги, линейка, опасная бритва с гравировкой, вплетенной в какие-то диковинные цветы - "Maj". Маленькая коробка личных вещей и огромная библиотека: все, что осталось от Миклоша.

4. Говорят, чем больше узнаешь о чем-то, тем больше возникает вопросов в данной области. Среди сонма трудов по психологии, физиологии и химии Казимир постепенно начинает интересоваться тем же, чем когда-то его отец. Как следствие, выбирает путь медицины. И не ошибается. В университете Май находит её: Маришку. Изящное создание, ошибочно и волею родителей отправленное учиться. Казимир чувствует подступающим к горлу комком, что здесь есть, над чем поработать (есть, что выкорчевать), включая ненужные дружеские, а затем и родственные связи. Он чует ее, как хищник жертву. И он должен воспользоваться возможностью.

Его собственные дружеские связи зыбки, как поверхность верхового болота. Казимир умеет сближаться с людьми - книги по психологии научили его, что хотят услышать собеседники, но вместе с тем все вокруг кажутся ему скучными. Все, буквально все, примитивны. Как насекомые в банке, как змеи в террариуме. Он заводит себе не невесту: домашнее животное в человеческом облике.

5. Маришка чем-то напоминает Миклоша: то ли тем, что верит безоговорочно в исключительность и особенность Казимира, то ли тем, как временами вздрагивает, уставившись в одну точку расфокусированным взглядом. Это боль, Май пьет ее так же часто, как его невеста принимает таблетки. Он много учится, еще больше работает, потому что чувствует: должен. Должен избавить жену от болезни. Он должен получить ее, обновленную и идеальную, а для этого уничтожить все лишнее. Это лишнее медленно растет в ней, мешая жить. Мария, уже седая, но все еще крепко сбитая, дергает уголком рта и вздыхает тяжело: "Рак - это когда человек не хочет жить, но и убивать себя сам не хочет". Предлагает свозить бедняжку к Ванге. Предлагает бросить ее, как сбрасывают змеи старую кожу. А потом ничего не предлагает, лишь хмыкая на пересказываемые новости о здоровье невестки.

6. В 30 лет, после презентации одного из исследований (впоследствии оно стало частью работы над ВКЗ) он получает приглашение работать в США. И, конечно, лучшие условия для Маришки. Она даже беременеет, перейдя на менее токсичные препараты. Казимиру больше не нужно делать вид, что он доволен. В рано постаревшем теле Маришки греется, питаясь ее жизнью, его сокровище.

- Мы назовем ее Ренатой, - он входит с этой новостью в палату, распахивая дверь. Зрачки Маришки расширены, она лежит, судорожно и коротко дыша. Из приоткрытого рта слышится только хрип, а по кровати ползет кровавое пятно. Казимир хмурится.
- Ты меня слышишь? Рената, - повторяет он спокойно, чуть сощурившись. Его палец замер над кнопкой вызова дежурной медсестры.
- Рената, - послушно повторяет женщина одними губами, протягивая одну руку - вторая прижата к низу непропорционально огромного живота. Взгляд Казимира смягчается, разглаживается складка на лбу. Где-то в коридоре раздается пронзительный писк вызова, когда он вдавливает кусочек пластмассы с такой силой, что он трескается, роняя на пол красные крошки.

7. Маришка легко дает себя обмануть, безоговорочно доверяя мужу и игнорируя несчастливые прогнозы своих родственников. Соглашаясь на переезд в США, несмотря на чуждые язык и культуру. Соглашаясь на роды, несмотря на прогнозируемые осложнения. Соглашаясь на госпитализацию, несмотря на возможности домашнего лечения. На все, что ей предложит Казимир, несмотря на... Несмотря ни на что. Май - авторитет в ее тусклой жизни: непререкаемый, надежный и, она еще уверена, любящий (ему легко поддерживать сладкую иллюзию).

Казимир знает это. Он забывает, как смотреть на нее без жалости, на ссыхающуюся оболочку для нее-настоящей, зреющей теперь совсем рядом. Не человек - отработанный материал.

8. Жизнь в Майами для него не имеет вкуса роскоши, хотя платят действительно щедро, особенно по сравнению с избитой, полной советчины полуголодной Венгрией. Редкие звонки Марии через океан ничего не значат, кроме счетов за связь. Работа над вакциной, параллельные исследования, воспитание дочери и лечение уже двоих (Маришке становится хуже после родов, словно организм последние силы бросил на создание детеныша) отнимают и занимают все время. Жизнь и дни Казимира снова расписаны поминутно. Его девочка растет болезненной, как цветок, надломленный у корня и подвязанный сразу же. Как бонсай, обкрученный проволокой, с помощью которой формируется день за днем крона нужной, гармоничной формы. Частная школа, лучшие лекарства, воскресные ужины. И всего одна ошибка в этом списке - попытка девочки выйти из под контроля, оканчивается трагедией. Нет, Казимир изначально опасался, что окружение станет причиной проблем, но то, что Рената солгала, было куда хуже, чем ехать в ночь и спасать заблудшую овечку от жестокости мира...
...в собственной жестокости.

9. Последние месяцы жизни Маришки он почти не видится с ней, торопливо работая над лекарством от всех болезней. В исследовании его имя стоит символично третьим: Доктор К. Май. Ответственный за испытания на человеческом организме, наблюдающий отклонения и баланс иммунитета вакцинированных. Тогда он впервые встречает доктора Финча, тогда еще уверенного в себе и самодовольно-важного. Обмениваясь рукопожатием, парой фраз, маленькими подарками (одно дело делаем), они почти не запоминают друг друга в череде знакомств и обилии работы.

Он почти не спит: жизнь жены уходит сквозь пальцы, вытекает разжиженной, безвкусной кровью, стерильным дыханием. Один из этапов ее угасания: осознание, кристальная ясность.

- Она - твое продолжение. Наше продолжение, - голос, роняющий слова на родном, венгерском, спокойный. Май говорит тем самым рассудительным тоном, который всегда влияет на Маришку определенным образом: она вновь ощущает себя маленькой девочкой. Пусть ей все равно больно, если забраться на колени к мужу и обнять его за шею, прислонившись горячим лбом к плечу и закрыв глаза, даже боль кажется очень далекой. Будто бы существующей отдельно.
- Прости, я... Мне так больно... - шепчет в его кадык виновато, шмыгая носом по-детски и знакомо. Может, она и лжет: Май предпочитает видимость, все его силы уходят на Ренату.
Казимир продолжает улыбаться, слегка укачивая Маришку в своих руках.
- Девочка моя, я не сержусь, - в его объятиях больше отеческой ласки, чем желания. В его поцелуях нет намека на страсть. Он боится признаться себе, что давно начал воспринимать жену, как дочь, а дочь - как жену. Путает понятия. Сливает их воедино. Венгр знает, что Маришка умирает: неотвратимой, страшной смертью.
Она засыпает на его плече, убаюканная лекарствами.
Казимир осторожно укладывает ее на кровать, укрывает одеялом. Поправляет катетер.
- Спи, девочка моя, - иссушенное и изрезанное глубокими морщинами лицо кажется ему юным. Таким же юным, как...
У его девочки два лица. Два тела. А совсем скоро останется только одно.
Он выходит из палаты и тут же словно забывает, зачем приходил: вот она, настоящая, здесь - живая, нежная, не выпитая до дна многолетней терапией.

Рената подрастает, вторя, сама не зная, взгляду своей матери. Живое воплощение искренности и послушания. Пусть и с заросшей червоточиной тщательно выводимого греха (горький привкус лжи заставляет его смотреть в самую глубину синих глаз и спрашивать по нескольку раз одно и то же.

Но, когда Маришка умирает (всего за пару месяцев до создания лекарства), новость заставляет его потеряться. Он планировал не это, так быть не должно (должно, но не так). В день похорон Казимир опаздывает на церемонию почти на час, а когда все-таки выходит из дома, пальцы снова покрыты кровавой сеточкой стертой кожи. Они не говорят об этом с дочерью, он прячет руки в перчатках, которые потом долго пытается отлепить от тела. Вечером, когда гроб оказывается завален землей, эти пальцы сжимают тонкие запястья его девочки. Прошлое не оживает, даже когда Рената сдавленно дышит под его тяжестью. Однако, прошлое становится менее важным. Он заставляет смотреть - глаза в глаза. Он узнает взгляд: взгляд его настоящей жены, полностью покинувшей прежнее тело. Перешедшей в более юную, более идеальную форму. Вот она, здесь.
И никогда ее не звали Маришкой.
Ее зовут Рената.

10. Готовая вакцина все еще не идеальна, и Каземир медлит (теперь спешить некуда). Для его девочки должно быть только лучшее, без побочных эффектов. Он теперь много ездит по стране, будучи в команде разработчиков ВКЗ и пожиная плоды успеха. Как оказалось позднее, преждевременного. Тогда, прибыв в Даллас на пару дней и открывая центр вакцинации - с перерезанием красной ленточки, само собой, мэр даже символический ключ от города принес - он еще не знал, что очень скоро будет вынужден скрываться здесь от обезумевшего мира. Казимир покидает Техас под бурные овации.

И всего через несколько недель овации сменяются криком и плачем.

11. Паника застает его, когда аэропорт уже закрыт. Да и смысла в нем уже нет: лететь некуда. Остается только спасаться, спешно и молча собирая чемодан (попутно невесело качая головой на панические попытки его девочки повторять за ним, набивая рюкзак бессмысленными мелочами). Нет времени исправлять ситуацию: гротескно-мертвые города встречают Доктора Мая гулким ревом, от которого Рената жмурится, прячась в его объятиях. Полицейский, чья миссия - спасение ценного сотрудника, неразговорчив. Казимир понимает. На самом деле, в глубине души он боится. Боится, что его везут на расправу, на убой. На суд. А на миллионы несчастных, обращенных в не животных даже - в бактерий по уровню развития, ему, по большей части, плевать.

Теперь на него смотрят, как на врага. Как на человека, нажившегося на чужой беде. Как на кого-то, кому нужно было быть в первых рядах мертвецов по ту сторону заграждения. Май изображает сочувствие, и говорит, что должен помочь и сделать все возможное. Он говорит то, что отчаявшиеся люди вокруг хотят слышать, и принимается за работу.
Он должен. Должен обеспечить Ренате все условия, что бы не случилось вокруг. Элгар угрюмо и обвиняюще отводит глаза, морщась, как от зубной боли. У Казимира хорошая память: он поигрывает зажигалкой, предлагая свою помощь.

12. Кроме работы над антидотом под руководством Финча (и параллельных попыток разработки безопасной для живых вакцины), Казимир берет на себя организацию работы дежурных врачей. В тесном пространстве дежурного кабинета, пропахшего спиртом (условия практически походные, с тазом теплой воды и простиранными по три-четыре раза бинтами) он подолгу общается с каждым членом группы, вспоминая навыки установления связей и давления на людей. Казимир не спешит. Он берет на себя работу, которую каждый из руководящего совета желал бы с себя сложить. Взамен он и Рената получают своеобразную роскошную жизнь. Безопасную жизнь. Май готов трудиться ради этого.

13. Всего 13 месяцев, 49 "зомби" и 32 погибших спустя Казимир оказывается готов к тому, чтобы сознаться себе: путь был ошибочный. И то, что кое-кто совсем не готов к этому, нисколько не мешает. Финч вздрагивает всем телом и обрушивает на коллегу все свое красноречие вкупе с бешеной жестикуляцией, словно готовил оправдательную речь днями напролет. От него пахнет страхом, Казимир кривится, перекатывая этот страх языком по нёбу.
- Смысла продолжать нет, - венгр говорит это непринужденно в ответ на долгую тираду о том, что работа над антидотом сдвинулась с мертвой точки, - И здесь полно искажений и единичных реакций. Не тешьте себя иллюзиями, - Казимир сдергивает очки, демонстрируя, что более в от руки написанных строчках его ничего не заинтересовало, и брови его изломанно хмурятся, - Пожалуйста, Элгар.

Он больше не возвращается в лабораторию: ни в этот день, ни на следующий, ни через неделю. Когда спустя месяц один из подчиненных Финча оказывается опасно рассеян и, случайно выпустив мертвеца гулять по корпусу, подвергает всех опасности, Элгар сталкивается с Казимиром, которого демонстративно пытался не замечать все это время. Май - справедливый судья, он долго взвешивает все "за" и "против", будто бы это имеет какое-то значение. Шевелит беззвучно губами.

- Мне жаль, - венгр наклоняет голову, его гладко выбритый подбородок четко очерчен в тусклом свете. Он отдает распоряжение о шестидневном пребывании в "коридоре". Личный кабинет обезличивает доктора в глазах не потерявшего еще надежду Элгара, смотрящего с обидой и болью.
- Даже неделя лучше смерти, - Май смотрит прямо, без смеха и без вины. Серьезно. Равнодушно. - Мы все были в опасности.
"Рената была в опасности", - говорит его злой прищур.

ИНВЕНТАРЬ: Несколько смен белья и носков, три рубашки, два свитера, брюки - черные и светлые. Два галстука. Жилет. Осеннее пальто (узковато в плечах: видно, что принадлежало кому-то еще), пижамные штаны и рубашка.
Перчатки черные, кожаные, 1 пара.
Ботинки демисезонные, черные, 1 пара.
Халат медицинский, белый (надевается на дежурство), с застиранными бурыми и желтоватыми следами на рукавах.
Очки в тонкой оправе, +2,5.
Кольцо белого золота обручальное, 1 шт.
Пачка латексных перчаток на 100 пар, начатая, используется экономно, но уже подходит к концу.
Спирт медицинский, 300 мл.
Носовой платок тканевый белый, 3 шт.
Бритва опасная в чехле, 2 сменных лезвия.
Часы наручные Burberry Heritage, 1 шт.
Зажигалка zippo, подарочная, 1 шт.
Карандаш грифельный, 2М, 2 шт, один на три четверти сточен.
Блокнот размера А5, 72 листа, не линованный, 1 шт. Заполнен на треть. 8 листов из конца вырвано.
Мыло с ароматизатором (персик), 3шт.
Расческа плоская металлическая двухсторонняя, 1 шт.
Аптечка (благодаря доступу к групповым лекарственным препаратам, почти не тронута):
Бинты стерильные и нестерильные;
жгут;
ножницы;
бацитрацин;
бактерицидный пластырь;
сульфацил натрия;
анальгин;
глицин;
активированный уголь;
Vicks DayQuil and NyQuil (10 шт);
Африн (спрей);
Пепто-бисмол;
Тайленол;
Кларитин.
(все таблетки в блистерах по 6-16 штук)

Консервированный тунец, 350гр, 3 шт.
Пакеты супа куриного с лапшой на 4 порции, 6 штук.
Пластиковая бутылка для воды с, собственно, водой (наполняется по необходимости), 1,5 л.

Все удобно размещается в небольшом чемодане на 23 литра (с колесиками и выдвижной ручкой).

ДОПОЛНИТЕЛЬНО:
Знает два языка: венгерский и английский. На английском говорит с небольшим акцентом, более сильными ударениями и звонкими согласными.

Отредактировано Kazimír Maj (2017-04-26 01:04:20)